Об авторе
События
Книги

СТИХИ
ПРОЗА
ПЕРЕВОДЫ
ЭССЕ:
– Poetica  
– Moralia
– Ars
– Ecclesia
ИНТЕРВЬЮ
СЛОВАРЬ
ДЛЯ ДЕТЕЙ
АУДИОКУРСЫ

Фото, аудио, видео
К поэтике литургической поэзии
Егда славнии ученицы. Тропарь Великого Четверга
Фрагмент книги: Ольга Седакова. Мариины слезы.
К поэтике литургических песнопений. Дух i Лiтера (Киев), 2017.
См. также второе издание: Ольга Седакова. Мариины слезы. Комментарии к православному богослужению. Поэтика литургических песнопений. Благочестие (Москва), 2017.
Греческий:

Ὅτε οἱ ἔνδοξοι Μαθηταί, ἐν τῷ νιπτῆρι τοῦ Δείπνου ἐφωτίζοντο,
τότε Ἰούδας ὁ δυσσεβής, φιλαργυρίαν νοσήσας ἐσκοτίζετο,
καὶ ἀνόμοις κριταῖς,σὲ τὸν δίκαιον Κριτὴν παραδίδωσι.

Βλέπε χρημάτων ἐραστά, τὸν διὰ ταῦτα ἀγχόνῃ χρησάμενον,
φεῦγε ἀκόρεστον ψυχὴν τὴν Διδασκάλῳ τοιαῦτα τολμήσασαν.
Ὁ περὶ πάντας ἀγαθός, Κύριε δόξα σοι.

Церковнославянский:

Егда славнии ученицы на умовении Вечери просвещахуся,
тогда Иуда злочестивый сребролюбием недуговав омрачашеся,
и беззаконным судиям Тебе праведнаго Судию предает.

Виждь имений рачителю, сих ради удавление употребивша!
Бежи несытыя души, Учителю таковая дерзнувшия:
Иже о всех благий, Господи слава Тебе.

Перевод Ольги Седаковой:

Когда славных учеников омовение ног на Вечери просвещало,
тогда Иуду нечестивого недуг сребролюбия помрачал;
и беззаконным судьям он Тебя, праведного Судию, предает.

Смотри же, искатель наживы, как наживы ради пришлось повеситься!
Беги от алчной души, осмелившейся такое (сделать) Учителю:
Ты же, ко всем благой Господи, слава Тебе!

Мы уже говорили (в шестом комментарии) о том значении, которое сообщают литургическому песнопению место, на какое оно помещено в богослужении, и способ его исполнения, и распев. Место нашего тропаря очень выделено в богослужениях утрени Великого Четверга и Великой Пятницы, да и всего постного времени. Каждое из его немногих слов приобретает, таким образом, необычайный вес. То исполнение, к которому мы привыкли, впечатляет своим видимым контрастом к крайне драматичному моменту евангельского сюжета, о котором повествует тропарь. Этот распев несет сдержанное, печальное и почти колыбельное настроение, ощущение полумрака, надвигающейся тьмы (мелодический подобен песнопения «Се Жених грядет в полунощи»). В тексте же тропаря речь идет о двух противоположных движениях света: ученики просвещаются (в этом слове соединены два значения – обретения знания и освещения; на них падает свет мудрости), Иуда «омрачается», наполняется последней темнотой. Это просветление и это помрачение происходят одновременно, как с удивлением отмечено в тропаре: «когда» – «тогда». В каком-то смысле можно сказать, что общий тон тропаря – настроение «погребения Иуды».

Тема Иуды неотделима – трагически неотделима – от учреждения Евхаристии и причастия. Иуду – как остерегающий пример – вспоминают каждый раз в молитве перед причастием:

Вечери Твоея Тайныя
днесь, Сыне Божий, причастника мя приими:
не бо врагом Твоим тайну повем,
ни лобзания Ти дам яко Иуда,
но яко разбойник исповедаю Тя:
помяни мя Господи во царствии Твоем.

Трапезы Твоей таинственной
сегодня, Сын Божий, участником прими меня:
ибо я не открою тайну врагам Твоим
и не поцелую Тебя, как Иуда.
Но, как разбойник (благочестивый), исповедаю Тебя:
вспомни меня, Господи, в Царстве Твоем.

Эту молитву (которую обычно читают, а не поют – миряне дома, готовясь к причастию, а священник перед тем, как подавать причастие) Страстная седмица выносит на особую высоту. В Великий Четверг – единственный раз в году – она поется на месте песни входа («Херувимской» на «полных» литургиях, «Ныне Силы Небесныя» на Преждеосвященной и «Да молчит всякая плоть» в Великую Субботу), а также вместо причастна, во время причащения мирян и сразу после причащения вместо «Да исполнятся уста наша».

И тропарь, о котором мы говорим, и это уникальное использование причастной молитвы в качестве песни входа напоминают о том, как до конца времен остаются связанными тема Причастия – и тема предательства. Предательство, и такое, за которым следует гибель души, остается возможным и для того, кто получил дар участия в Трапезе Божией, кому омыл ноги и кого назвал Своим другом сам Господь.

Тропарь, о котором мы говорим, разделен на две симметричные части: первые три стиха повествуют о событии умовения ног на Вечере; другие три стиха обращены к слушателю (предостережение о сребролюбии) и к Господу (горестная хвала последнего стиха).

Если писатели последнего столетия, предлагая разнообразные апологии Иуды, ищут в его образе какой-то особой сложности и глубины (эта традиция, впрочем, восходит к древним апокрифам), то литургическая поэзия ничего интересного и сложного в Иуде не видит. Для нее он – жертва сребролюбия, жадный до денег и неблагодарный человек, и не более. Единственно, что вызывает постоянное изумление песнописцев, так это то, что такая страсть оказывается совместима с близостью Самого Христа. «Недуг сребролюбия» Он, исцелявший прокаженных и слепорожденных, воскрешающий умерших, не излечивает! Любовь к земным приобретениям оказывается сильнее проказы и смерти.

Итак, первые стихи говорят о прибавлении света у славных учеников и погружении во тьму Иуды. Мне хотелось бы остановиться на третьем стихе, на который обычно не обращают особого внимания, когда комментируют этот тропарь:

и беззаконным судиям Тебе праведнаго Судию предает.

Иуда не убивает прямо своего Учителя: он предает Его на суд. Справедливый суд должен был бы оправдать невинного. Но Иуда знает, какие судьи ждут Христа. Он предает Его не на «рассмотрение дела», а на неизбежное осуждение, на казнь. Он хочет действовать чужими руками.

В этом стихе, по обыкновению гимнографической мысли, сопоставлены несопоставимые и невообразимые вещи: вечного Судью, Судию мира, отдают на земной суд: больше того, на суд беззаконных судей. Каждое сопоставление такого рода дает еще один пример того, что все происходящее паче ума вся, и выше ведения («за пределами смысла и выше понимания»), как говорит другое песнопение Страстной. Но почему Христос представлен здесь как Судья?

Тема суда (и Божьего Суда, и человеческого суда) и закона, по которому производится суд, – важнейшая тема Ветхого Завета. Собственно, и властитель, царь (исторически сменивший судей, управлявших народом) предстает в Библии прежде всего как судья своих подданных. Библейский мудрец – тоже, среди другого, справедливый судья человеческих дел. Требование справедливого суда «невзирая на лица» и в особенности суда для бедных и униженных (то есть для тех, кто не может себя обеспечить надежной защитой на суде, чьи иски не принимаются; но при этом, заметим, «подсуживание» бедным и убогим только за то, что они бедные, также обличается как нарушение справедливости) – постоянная тема псалмов и пророческих книг. В случае обиды бедняка на суде Бог обещает быть его защитником, адвокатом. Об этом говорит, среди другого, воскресный прокимен первого гласа на утрени: Ныне воскресну, глаголет Господь: положуся во спасение, не обинюся о нем – «(Из-за страдания нищих и скорби убогих – часть стиха, опущенная в прокимне) ныне восстану, говорит Господь, стану ему (нищему) защитником, не отрекусь от него1 (Пс. 11:6). Бог на земном суде предстает одновременно защитником бедных и беззащитных – и судьей над несправедливыми судьями. Бог на месте подсудимого – юридическая ситуация, немыслимая в Ветхом Завете. Единственное исключение – «иск» праведного страдальца Иова к Богу. Неслучайно паремии из Книги Иова звучат на богослужениях Страстной седмицы.

Итак, Христос становится подсудимым на земном – и вопиюще несправедливом – суде. Причем суд этот не только «профессиональный» – традиционный суд первосвященников и суд Пилата по римскому праву. На двух этих судах предъявляются два разных, но одинаково предполагающих смертную казнь обвинения: за провозглашение себя богом (первосвященники), за провозглашение себя царем (Пилат). На Кресте, по воле Пилата, запечатлевается «римский» приговор: «Царь Иудейский». Но евангельское повествование говорит еще и о третьем суде, народном. Выбирая Варавву (буквально – имярека), народ осуждает Христа на смерть. Пилат соглашается на смертный приговор Иисусу из страха перед Цезарем, первосвященники ищут его смерти из зависти (их лишают власти над святыней) – а народ? Невообразимую ситуацию единодушного суда народа над Богом (не только того «народа», толпы, о которой повествуют Евангелия, – всякой толпы) прекрасно передает французский поэт Поль Клодель в своем «Крестном пути»:

Кончено. Мы судили Бога и постановили Его казнить.
Мы не желаем больше иметь Христа среди нас, ибо он не дает нам жить.

В евангельском повествовании Христос не раз отказывается быть судьей в земных делах, неоднократно говорит о том, что «пришел не судить мир, но спасти мир» (Ин 12:47). И в своих последних словах Он вновь выступает в роли адвоката на Суде Отца: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23:34), – адвоката тех, кто выносит Ему смертный приговор и исполняет его. К этому моменту обращен последний стих тропаря:

Иже о всех благий, Господи слава Тебе.

Но, Подсудимому и Защитнику в земной жизни, Ему принадлежит тот Последний Суд, который мы вспоминаем, вступая в Великий пост (Неделя мясопустная, о Страшном суде).

1 Синодальный перевод: Ради страдания нищих и воздыхания бедных ныне восстану, говорит Господь, поставлю в безопасности того, кого уловить хотят.
Поэзия и антропология
Поэзия и ее критик
Поэзия за пределами стихотворства
«В целомудренной бездне стиха». О смысле поэтическом и смысле доктринальном
Немного о поэзии. О ее конце, начале и продолжении
Успех с человеческим лицом
Кому мы больше верим: поэту или прозаику?
«Сеятель очей». Слово о Л.С.Выготском
Стихотворный язык: семантическая вертикаль слова
Вокализм стиха
Звук
«Не смертные таинственные чувства».
О христианстве Пушкина
«Медный Всадник»: композиция конфликта
Пушкин Ахматовой и Цветаевой
Мысль Александра Пушкина
Притча и русский роман
Наследство Некрасова в русской поэзии
Lux aeterna. Заметки об И.А. Бунине
В поисках взора: Италия на пути Блока
Контуры Хлебникова
«В твоей руке горит барвинок». Этнографический комментарий к одной строфе Хлебникова
Шкатулка с зеркалом. Об одном глубинном мотиве Анны Ахматовой
«И почем у нас совесть и страх». К юбилею Анны Ахматовой
«Вакансия поэта»: к поэтологии Пастернака
Четырехстопный амфибрахий или «Чудо» Пастернака в поэтической традиции
«Неудавшаяся епифания»: два христианских романа, «Идиот» и «Доктор Живаго»
«Узел жизни, в котором мы узнаны»
Непродолженные начала русской поэзии
О Николае Заболоцком
«Звезда нищеты». Арсений Александрович Тарковский
Арсений Александрович Тарковский. Прощание
Анна Баркова
Кончина Бродского
Иосиф Бродский: воля к форме
Бегство в пустыню
Другая поэзия
Музыка глухого времени
(русская лирика 70-х годов)
О погибшем литературном поколении.
Памяти Лени Губанова
Русская поэзия после Бродского. Вступление к «Стэнфордским лекциям»
Леонид Аронзон: поэт кульминации («Стэнфордские лекции»)
Возвращение тепла. Памяти Виктора Кривулина («Стэнфордские лекции»)
Очерки другой поэзии. Очерк первый: Виктор Кривулин
Слово Александра Величанского («Стэнфордские лекции»)
Айги: отъезд («Стэнфордские лекции»)
Тон. Памяти Владимира Лапина («Стэнфордские лекции»)
L’antica fiamma. Елена Шварц
Елена Шварц. Первая годовщина
Елена Шварц. Вторая годовщина
Под небом насилия. Данте Алигьери. «Ад». Песни XII-XIV
Беатриче, Лаура, Лара:
прощание с проводницей
Дантовское вдохновение в русской поэзии
Земной рай в «Божественной Комедии» Данте
Знание и мудрость, Аверинцев и Данте
Данте: Мудрость надежды
Данте: Новое благородство
О книге отца Георгия Чистякова «Беседы о Данте»
Данте. Чистилище. Песнь первая
О «русском Данте» и переводах
Всё во всех вещах.
О Франциске Ассизском
Об Эмили Диккинсон
Новая лирика Р.М. Рильке.
Семь рассуждений
«И даль пространств как стих псалма».
Священное Писание в европейской поэзии ХХ века
Пауль Целан. Заметки переводчика
На вечере Пауля Целана.
Комментарий к словарной статье
Из заметок о Целане
О слове. Звук и смысл
Об органике. Беседа первая
Об органике. Беседа третья
Весть Льва Толстого
Слово о Льве Толстом
Зерно граната и зерно ячменя
К поэтике литургической поэзии. Вступительные заметки
К поэтике литургической поэзии. Мариины слезы. Утренние евангельские стихиры, стихира 8 гласа
К поэтике литургической поэзии. Да веселятся небесная. Воскресный тропарь 3 гласа
К поэтике литургической поэзии. Иже на херувимех носимый. Стихира Сретения
К поэтике литургической поэзии. Ветхий деньми. Стихира Сретения
К поэтике литургической поэзии. Господи и Владыко живота моего. Молитва преподобного Ефрема Сирина
К поэтике литургической поэзии. Ныне Силы Небесные. Песнопение Литургии Преждеосвященных даров
К поэтике литургической поэзии. Совет превечный. Стихира Благовещению Пресвятой Богородицы
К поэтике литургической поэзии. Радуйся, живоносный Кресте. Стихира Крестопоклонной недели
К поэтике литургической поэзии. В тебе, мати, известно спасеся. Тропарь преподобной Марии Египетской
К поэтике литургической поэзии. Господи, яже во многие грехи впадшая жена. Стихира Великой Среды
 К поэтике литургической поэзии. Егда славнии ученицы. Тропарь Великого Четверга
К поэтике литургической поэзии. Да молчит всякая плоть. Песнь приношения в Великую Субботу
К поэтике литургической поэзии. Преобразился еси. Тропарь Преображения Господня
К поэтике литургической поэзии. В рождестве девство сохранила eси. Тропарь Успения Пресвятой Богородицы
Объяснительная записка. Предисловие к самиздатской книге стихов «Ворота, окна, арки» (1979-1983)
Прощальные стихи Мандельштама.
«Классика в неклассическое время»
Поэт и война. Образы Первой Мировой Войны в «Стихах о неизвестном солдате»
О чем Тристан и Изольда?
Copyright © Sedakova Все права защищены >НАВЕРХ >Поддержать сайт и издания >Дизайн Team Partner >